Шутки в сторону - Владимир Горбань

Неистовых рыданий Светланы Сергеевны он, конечно, не слышал.

Василий Петрович горевал. И вряд ли в этом стоит усматривать что – то удивительное. Мало ли о чем может горевать вполне сформировавшийся и относительно обеспеченный мужчина, когда ему уже за пятьдесят, когда уже и одышка замучила, и тахикардия по вечерам, и печень то и дело пошаливает.

– Понимаете, я человек, в общем, то счастливый, – сурово хмурясь, говорил Василий Петрович, разливая по стаканам дешевое вино.

В душной забегаловке рядом с ним за столиком сидел мужичонка с внешностью явно опустившегося индивидуума, и, казалось, внимательно слушал Василия Петровича, подперев небритую щеку немытым кулаком.

– В сущности ведь у меня все есть: двухкомнатная квартира, дача, зарплата, замечательная жена. А у вас есть жена?

– Угу, – промычал небритый мужичонка, медленно протянув свободную руку к стакану.

– Тогда мне вам вряд ли стоит объяснять все прелести супружеской жизни. Все же это замечательно, когда вы просыпаетесь рано утром, сладко потягиваетесь в постели, а жена уже воркует на кухне, готовит крепкий кофе, бутерброды. Вы, верно, тоже любите крепкий кофе с бутербродами по утрам?

– Угу, согласился мужичонка и медленно, давясь, с мученическим лицом опорожнил стакан вина.

– Ведь после бодрого завтрака хочется бежать на службу и работать, работать, работать. Вы ведь, очевидно, тоже где – то служите?

– В натуре.

– Где, где?

Но мужичонка только безразлично махнул рукой и по его жесту Василий Петрович понял, что его новый знакомый работает где – то рядом, возможно, за углом этой забегаловки.

– А как приятно возвращаться после работы домой в уютное семейное гнездышко. Как приятно осознавать, что дома тебя с нетерпением ждет твоя дражайшая половина. Что ужин уже готов, а ванная уже наполнена теплой водой. И в воду заботливо добавлена ароматная хвойная пенка. Вы любите хвойную пенку?

– Угу. Да – ай, земеля, еще па – а чуть – чуть.

Василий Петрович наполнил вином замусоленные стаканы и по – братски поделил кусочек ржаного хлеба.

– А как замечательно проводить семейные вечера у телевизора! Особенно в выходные и праздничные дни. У вас имеется дома телевизор?

Но мужичонка уже не мог совладать с накатившей на него хмельной дремой. Он ухватил стакан нетвердой рукой, мучительно донес его до обветренных, покрытых коростой губ и медленно, жутко морщась, выпил вино до дна неровными нервными глотками. Затем глаза его закатились, руки провисли, стакан выпал, а сам он неуклюже сполз по стулу, уткнувшись лицом в грязный стол.

Василий Петрович еще долго описывал своему случайному собутыльнику все безусловные прелести и преимущества семейного образа жизни, допивая скверное вино, часто восклицая при этом: «Идиллия! Эдем! Лепота!»

В полночь, когда питейное заведение объявили закрытым, какой – то молодой и дерзкий ухарь подхватил Василия Петровича под микитки и потащил его к выходу. По пути он ловко обчистил его карманы.

На улице было прохладно и сыро. Фонари и звезды блекло мерцали где – то вдалеке. Но ничего этого Василий Петрович, изрядно захмелевший, не замечал. Даже трамвайных путей, находящихся в опасной близости к забегаловке.

– Папаша, дай закурить, – попросил случайный прохожий.

– Я не курю, мал – дой человек, – икая, произнес Василий Петрович. Я ведь вполне сформировавшийся и… и относительно обеспеченный мужчина. У меня по сути все есть… и двухкомнатная квартира, и дача, и зарплата, и жена…

Слезы покатились из помутневших глаз Василия Петровича.

– Ну, ты, папаша, и даешь, – усмехнулся злобный прохожий и нахально сплюнул на тротуар. – Натрескался до завихрения мозгов! Видно, влетит тебе от старухи! – и он грубо подтолкнул Василия Петровича на трамвайные пути.

Василий Петрович поскользнулся, упал на рельсы и беззвучно заплакал. Он вспомнил, что в двухкомнатной квартире его никто не ждет. Полгода назад они со Светланой Сергеевной развелись, а его любимого кота Василия – серого бывшая супруга отравила крысиным ядом.

Фонари и звезды мерцали где – то вдалеке…

Из – за угла многоэтажного дома на полном ходу выскочил полуночный трамвай…

Сделка

Инженеру Чулкову снились сны. Иной дотошный обыватель подумает: «Эка невидаль – сны. Знаем, видали. Ничего особенного», – и усмехнется криво.

А сны у Чулкова на самом деле были особенные. Ну, посудите сами, что снится рядовому, так сказать, обывателю? Обыкновенные истории из обычной жизни. Да и помнит он, проснувшись, в лучшем случае, какие – то обрывки сна, туманные и расплывчатые. Даже кошмары снятся рядовому обывателю какие – то не слишком страшные, а любовные истории не достаточно эротичные. А чаще всего рядовой обыватель и вовсе не помнит своих снов поутру.

Иное дело – ночные видения инженера Чулкова. Начинались они сразу, лишь только приклонял он голову к подушке. Снились ему сны всю ночь, без остановок и рекламных пауз до тех пор, покуда он нехотя не разлеплял глаза. Сны у Чулкова были ярко – цветными, мастерски срежиссированными, с хорошим подбором исполнителей главных и эпизодических ролей, широкоформатные и музыкальные. Иначе говоря, это были как бы вовсе и не сны, а полнометражные кинофильмы разнообразнейшего жанра: боевики, вестерны, триллеры, мелодрамы, комедии, фантастические и эротические ленты. С четверга на пятницу многие из них были вещими.

Сны Чулкову жить не мешали. Бывало, правда, засмотревшись очередным шедевром Морфея, опаздывал он на работу. Но работа у Чулкова была совсем неответственная и достаточно мало оплачиваемая. И постоянный недостаток денег как раз очень мешал инженеру жить, что называется, в полную радость. Что поделаешь: кому деньги, кому – высокое искусство.

И вот как однажды уснул Чулков в четверг, просмотрел очередной блок лучших видений, а проснулся уже, соответственно, в пятницу. И последний сон его глубоко потряс. Даже не сон это был, а так – снишко. В переводе на кинематографический язык, не кинофильм, а ролик. Приснилась Чулкову ни с того, ни с сего страшная облезлая старуха с крючковатым длинным носом, облаченная в какое то рванье грязно мышиного цвета, от которого припахивало серой. Ее глаза – горящие угли – были ужасны и вгоняли душу в пятки.

– Второй месяц Петрову долг не отдаешь!? – попрекнула инженера старуха скрипучим голосом.

Это была чистой слезы правда.

– Да вот же, – безвольно согласился Чулков, не отводя глаз от заворожившей его карги.

– И Николаеву должен денег. И Свиридовой. И в банке ссуду взял, не расплатишься.

Это тоже было святой правдой.

– А хочешь, я тебе помогу? И долги все раздашь, и жить по – человечески станешь.

Хотел, было, Чулков из природной деликатности отказаться, да любопытство и искус взяли верх.

– Как это? – спросил он вкрадчивым голосом, не сводя глаз от старой карги.

– Денег помогу заработать, – старуха сменила голос и заговорила приятным на слух альтом. – Много денег. Очень много денег. На всю оставшуюся жизнь хватит.

Чулков удивился столь неожиданному и заманчивому предложению. Хотел он, было, скрыть свое волнение от старухи, да мелко задрожавшие руки выдали его с потрохами. Заработать быстро и много денег было его идеей фикс, голубой мечтой, долгожданным сновидением. Да и кто из нас хотя бы раз, чего греха таить, не мечтал в одночасье стать миллионером?!

– Хочешь много денег? Очень много денег! – повторила свое искушение старуха. – Чертовски много денег!

– Хочу, – выпалил Чулков.

Старуха, с какой – то сладострастной злостью взглянула на инженера и вновь заговорила скрипучим голосом:

– Продай свои сны!

– Как это? – удивился Чулков.

Но карга неожиданно растаяла в белесой дымке, исчез противный серный дух, а инженер моментально проснулся. Впервые в жизни от сюжета, увиденного во сне, его прошиб холодный липкий пот. Его подташнивало, а голова раскалывалась от жуткой боли. Чулков принял две таблетки анальгина и совершенно разбитым отправился на работу. Трудился он двадцатый год в НИИ сельскохозяйственного машиностроения и все, что мог изобрести полезного для сельских тружеников, уже давно изобрел и запатентовал.

Весь день Чулков с нетерпением ждал ночи. Ему верилось, что злобная старуха – искусительница вновь посетит его в сновидениях и уже наверняка даст вразумительный ответ на его вопрос. И как не укладывался он пораньше спать, ни с пятницы на субботу, ни с субботы на воскресенье, ни в две последующие ночи противная карга так ему и не приснилась. Вопрос остался открытым. Ни о чем другом Чулков и думать уже не мог. «Вот ведьма!» – сокрушался он: «Как же это можно продать свои сны?»

А денег сразу и много очень хотелось.